Выставочный "вирус" на всю жизнь

Редакция Unipack.Ru продолжает новую рубрику «О жизни и упаковке», в которой публикуются интервью с известными в упаковочной индустрии людьми. Это неформальные беседы, абсолютно «без галстука», в которых собеседники нашей редакции говорят о том, что их волнует и радует в жизни. На этот раз мы беседуем с Михаэлем Манделем (Michael Mandel), заместителем генерального директора ООО «Мессе Дюссельдорф Москва».

Михаэль, Вы сейчас занимаете должность заместителя генерального директора представительства одной из крупнейших международных выставочных компаний в Москве. Как Вы пришли в этот бизнес? Вы мечтали в детстве именно о такой работе?

Сначала пара уточнений насчёт компаний. ООО «Мессе Дюссельдорф Москва» – дочернее предприятие Messe Düsseldorf GmbH, которая представляет собой группу компаний, работающих по всему миру. Так, у нас есть Messe Düsseldorf India, Messe Düsseldorf Asia в Сингапуре, Messe Düsseldorf в Шанхае с филиалами в Гонконге и Пекине. Есть также Messe Düsseldorf North America в Чикаго и Messe Düsseldorf Nippon в Токио. Кроме того, компания имеет около 60 представительств по всему миру, которые обслуживают примерно 120 стран. Так что юридически мы являемся дочерней структурой Messe Düsseldorf и представляем здесь её интересы. В этом году исполняется двадцать лет с того момента, как я вступил в должность в московском офисе. Тогда, в 1995 г. в Москве были представительство Messe Düsseldorf GmbH и Nowea International – её дочернего предприятия по зарубежным выставкам. Вообще-то, компания работает на российском рынке довольно давно, как вы знаете, в прошлом году мы отметили 50-летие деятельности Messe Düsseldorf в России и бывшем Советском Союзе. В начале декабря 1995 г. я был назначен главой представительства Messe Düsseldorf.

С чего начиналась Ваша карьера?

Я уроженец бывшей ГДР, мой родной город Триптис находится недалеко от Йены, города, известного благодаря комбинату Карла Цейса, куда я и поступил на производственное обучение после окончания десятого класса средней школы. В ГДР очень популярным был такой вариант профобразования, когда учащиеся получали профессию одновременно с аттестатом о полном среднем образовании (12 классов). Так я стал специалистом по металлообработке. Затем в течение трёх лет мне пришлось служить в армии в качестве механика по вооружению, обслуживавшего истребители МИГ-21. Здесь состоялось мое первое знакомство с техникой советского образца. После армии поступил в Высшую школу экономики (Берлин-Карлсхорст) на кафедру внешней торговли.

В 1984 г. я пришёл работать во внешнеторговую организацию WMW Export, занимавшуюся экспортом станков и инструментов, был менеджером по экспорту в отделе ручных инструментов, типа дрелей и пр. Мы продавали эти инструменты из ГДР в ФРГ. В 1987 г. я увлёкся выставочным делом, участвуя в организации коллективного стенда предприятий ГДР на международной выставке в Кёльне, где свою продукцию представляли 35 предприятий. Конечно, попасть тогда в Западную Германию было непросто, тем более неженатому человеку. Это при том, что все начальники у меня были женщины. Но, мне удалось. Не в первый год, так в следующий. В результате, я оказался техническим руководителем коллективного стенда ГДР на этой выставке.

На должности, которую я занял потом в Messe Düsseldorf, в начале девяностых работал мой однокурсник по Высшей школе экономики. Он приехал в Москву с семьёй в 1989 г. в качестве представителя внешнеторговой фирмы Interwerbung (было такое агентство, которое занималось организацией выставок, в том числе и в СССР). После объединения Германии выставочная компания Messe Düsseldorf получила возможность организовать собственный офис и взяла на работу моего товарища. В начале 1995 г. мы с ним встретились в Москве. В дружеской беседе за кружкой пива он сообщил, что не продлевает контракт с дюссельдорфской фирмой, и предложил мне пойти на его место. Я тогда вовсе не собирался работать в России постоянно. Я и так здесь бывал в командировках по несколько раз в году. Во время следующей нашей встречи товарищ предложил мне ещё раз подумать, и, в конце концов, уговорил. Поддавшись уговорам, я отослал заявку на конкурс. Оказалось, что попал в финальную тройку. Единственный вопрос ко мне был такой: «Господин Мандель, Вы ещё не женаты? Как Вы представляете свою жизнь в Москве без семьи?» Я ответил, что со скуки не умру, т.к. у меня есть свои хобби. В результате, через неделю меня поздравили с назначением, на что, если честно, я не особенно-то и рассчитывал.

В Берлине меня ждала подруга, с которой мы к тому моменту уже были вместе некоторое время. У неё была интересная работа в городской администрации Берлина, и она не хотела её оставлять. Она предложила: «Поезжай пока один, а там посмотрим!» И вот мы уже двадцать лет «смотрим». Она – в Берлине, я – в Москве. Время летит, уже двадцать лет мы с моей спутницей жизни вместе. Наши отношения строятся на абсолютном доверии. Я знал, что в России есть непростые моменты. Но ничего, мы попробовали – получается. Раз в две-три недели я уезжаю к ней в Берлин. Кроме того, общаемся по скайпу. Мы уже опытные комсомольцы. С одной стороны, это хорошо. На самом деле, очень сложно совместить интересы семьи и такой выставочной работы. У нас большой диапазон выставок, отраслей масса, мне нужно быть в курсе всех событий. Читаю множество отраслевых журналов. Мне легче так работать, потому что я не могу заканчивать рабочий день в шесть часов вечера. Вот так и живу на две страны.

Что входит в круг Ваших обязанностей в компании? В чем вы видите главные стратегические направления Вашего бизнеса?

В чём фишка этой работы? В выставочной программе Messe Düsseldorf GmbH есть порядка сорока выставок, из них 24 являются ведущими в своих отраслях. Вы знаете, это: Interpack, K, EuroShop, которые проходят раз в три года, а drupa так вообще раз в 4 года. Это и ежегодные выставки Medica, ProWein и др. Очень большой диапазон разных тем: от металлургии до модной одежды. Я не скрываю, что Upakovka и Interplastica – самые любимые мои выставки. Почему Interplastica? Перед армией мне пришлось три месяца поработать на термопластавтомате по производству оптических линз. Интересное время было. Цикл литья длился 50 секунд, то есть ещё было время немного почитать. Потом автомат открывался, и надо было проверять продукцию.

За все эти годы у нас в компании сложилась обширная сеть контактов. Мы, организаторы выставок, не можем ничего другого, кроме как связать людей и создать информационную платформу для бизнеса конкретных экспонентов. Всегда работаю в команде. Я – убеждённый командный игрок, поскольку с детства играю в футбол в разных командах.

Сказываются ли мировая экономическая ситуация и санкции против РФ на вашей работе в Москве?

Конечно, санкции сказываются по-разному. Во-первых, с точки зрения поставок высокотехнологичного оборудования в России. Мы заметили ещё в прошлом году, что уже оплаченные станки немецкого производства ждали разрешения на вывоз от ответственных немецких ведомств. В июне 2014 г. замедлилась выдача этих лицензий на экспорт оборудования. Часть лицензий не выдавалась, другая часть выдавалась с опозданием. Это было, между прочим, до объявления официальных санкций. Мы боялись, что это только начало. И, к большому сожалению, наши опасения оправдались. После инцидента с малазийским лайнером ЕС объявил санкции. Мы ощущаем это. Имеет место отказ от субсидирования участников коллективных национальных стендов Германии в ряде выставок. Мы наблюдаем приоритет политики над экономикой.

Во-вторых, мы все ощутили следствия санкций и в банковской сфере, проблемы финансирования или рефинансирования на европейском кредитном рынке. Кроме того, падение рубля во второй половине прошлого года вместе с падением цен на нефть, ухудшение инвестиционного климата, общее ухудшение международной политической обстановки: всё это, вместе взятое, имело негативные последствия. От замораживания инвестиционных проектов, в том числе страдают немецкие, итальянские и другие западноевропейские машиностроители.

Есть и другие косвенные эффекты. Так, импортозамещение и локализация многих производств получили нужный импульс. Российские экономисты, эксперты много говорили об этом еще с 2000 г. Нужна диверсификация экономики, поскольку только экспорт сырья не даёт таких возможностей развития, как переработка. Жизнь показала, что при цене нефти около 100 долларов за баррель легче купить что-то за рубежом, чем вкладываться собственное производство, особенно в сельском хозяйстве, где для достижения результата нужно 5-10 лет. Необходимы большие инвестиции, хорошие кадры и ещё время. Легче купить за рубежом. Для России это, конечно, тревожный вызов.

На выставке «Упаковка» и «Интерпластика» мы уже почувствовали, что появились люди из других отраслей, с какими-то деньгами, которые поняли, что необходимо взяться за налаживание производства, допустим, полимерных или строительных материалов. Чувствовалось, что люди переориентируются, рискуют вкладывать средства в производство. Пару лет назад они не рискнули бы. Импорт был всегда дешевле и легче. По некоторым видам продукции и продовольствия мы были неконкурентоспособны. Вспомним, как мы печатали газеты и журналы за рубежом. Да и сейчас тоже. Конечно, нужен протекционизм. Сейчас ВТО играет не совсем в нашу пользу. Надо смотреть, где можно помочь экспорту. Государство не всегда помогало экспортёрам. Сейчас картина и в этом плане меняется, стимул для экспорта есть. Слава богу, всегда есть положительная сторона медали. Можно сказать, что нам, извините, в России, стала понятна необходимость собственных производств. Мы знаем, что многие товарные позиции не производятся в России. Сегодня международное разделение труда не везде может позволить российскому бизнесу быть конкурентоспособным, но там, где существуют предпосылки, мы можем добиться успехов. Например, в тяжёлом, станкостроительном, упаковочном машиностроении. Но во многих других отраслях мы, так или иначе, зависим от импорта. Надеюсь, что санкции не коснутся наших отраслей – переработки пластиков и упаковки. Хотя при желании многие станки могут использоваться и в ВПК, и в гражданских целях.

Между прочим, насколько я помню, список санкций против соцстран был на Западе всегда. Существовал список машин и оборудования, которые всем западным странам было запрещено поставлять в СССР и другие социалистические государства. Сейчас санкции определяются не только по технологии, но и по конкретным применяющим предприятиям в РФ, в частности, кому принадлежит тот или иной завод, какова доля лиц, включённых в списки, в данном предприятии и т.п. К сожалению, эта тенденция пока сохраняется. Я вам скажу, всё немецкое бизнес-сообщество, работающее с Россией, – против санкций. По-другому и быть не может. Организаторы выставок, связывающих производителей и потребителей, тем более не могут поддерживать санкции. Крупным компаниям, вложившим в российский рынок миллионы евро, сложно так просто покинуть рынок. Некоторые мелкие компании вынуждены просто закрыть офисы в РФ, уволив сотрудников и представителей.

Как получилось, что Вы так хорошо владеете русским языком?

На самом деле это долгая история. У нас в школе с пятого класса преподавали русский язык, но особенных результатов такая учёба не давала. «Здравствуйте» и «до свидания» - весь наш багаж в то время. Языковой практики не было. Хотя были друзья по переписке из СССР. Это называлось Brieffreundschaft: «Здравствуйте, меня зовут Михаэль. Я хожу в школу….». В шестом классе я переписывался с одной школьницей из Златоуста. Но катастрофически не хватало знаний. Учительница нам помогала прочесть полученные письма. А потом мы с большим трудом писали ответы.

А с седьмого класса у нас начались занятия по английскому. И «классовый враг» тогда имел преимущество, благодаря самым «вредным» достижениям империализма в музыке, которые так повлияли на наши неокрепшие мозги. Первый тяжёлый рок, Deep Purple, Джимми Хендрикс, Uriah Heep, Led Zeppelin. С того времени началось моё увлечение ударными, навсегда ставшее моим хобби. Тогда я начал стучать по баночкам (моя первая встреча с металлической упаковкой!) из-под солёных орешков. Даже сейчас есть такие баночки. Кисточки для рисования я использовал в качестве барабанных палочек, делая их дефицитом в городе, т.к. скупал их партиями в магазине канцтоваров. Это были такие длинные кисточки. Вот и получился перекос в сторону английского языка. Мы страшно боялись, что учительница по русскому вызовет к доске. Затаив дыхание, смотрели, как она водит ручкой по списку в журнале, авось пронесёт.

В армии мы работали с советским вооружением. Надписи были на русском. Мне как механику не приходилось сидеть в кабине истребителя, но слово «Пуск» мы очень хорошо понимали.

В вузе преподаватель русского языка была из СССР. Но у меня голова была занята чем угодно, только не русским языком. Я снова играл в футбол за команду нашего института. Межвузовские матчи, как правило, проводились по будним дням после обеда. Именно в это время у нас по расписанию как раз был семинар по русскому языку. Если кто не помнит, в те времена спорт был общественной и комсомольской работой. Это важно – защищать честь родного вуза, играя с командами других учебных заведений. Я приходил к преподавателю и говорил: «Не смогу, к сожалению, присутствовать на занятии. Мы сегодня играем с университетом имени Гумбольдта». Она отвечала: «Товарищ Мандель! Вам, что важнее, футбол или русский язык?». Что на это скажешь? Я тогда по-русски мало что мог сказать. «Да, говорю, – футбол, наверное». Не отпустить меня она не могла. На кону честь вуза.

В 1979-80 г., познакомившись с симпатичной польской девушкой во время нашего студенческого летнего лагеря в Кракове, я незаметно перешёл на изучение польского. А это плохо совмещалось с русским языком. Помню, вместо «конечно» на уроке я как-то сказал по-польски oczywiście. Преподаватель, разумеется, заметила, что с Манделем что-то не то. По окончании курса русского языка в вузе мы сдали экзамен. Учительница сказала, что поставит тройку с плюсом. (Напомню, что лучшая оценка у нас была единица, а пятёрка – самая плохая). Так что средненько выходило. На мои просьбы поставить хотя бы двойку с минусом, она ответила категорическим отказом: «Вы меня всё время обманывали. Каким языком Вы вообще занимались? Чешским?». «Нет, польским» - ответил я. Она настояла на своей оценке.

Первый контакт с российской фирмой по работе у меня состоялся в 1991 г. Я попал в Иркутск, на Байкал. Это было в начале декабря. В Берлине – ноль градусов, в Москве – минус пять, пересадка в Омске – минус двадцать семь, а Иркутск – минус тридцать. А я в полуботинках. Но вот тут-то и сказалось мое недостаточное знание русского: я ничего не понимал! Хорошо, что был переводчик. Тогда мы занимались коммерцией, импорт-экспорт. С этого момента моя жизнь оказалась связанной с Россией. По три-четыре раза в году: Иркутск, Североуральск и другие города. Так что жизнь заставила изучать русский язык. Ну, и практика привела меня к сегодняшнему уровню владения русским. А двадцать лет практики чего-нибудь да стоят!

Чем Вы руководствуетесь в жизни и в работе? Есть ли у Вас главный жизненный принцип, которому Вы стараетесь следовать?

Мне нравится слоган нашей социальной выставки «Интеграция». Это выставка, посвященная жизни инвалидов в современном обществе. Социальный проект. Для неё мы создали слоган: «Вместе мы сможем!». Мой принцип – работать вместе с командой. Можно это сравнивать с футболом: командный дух, командная игра. Всегда есть капитан и старшие товарищи, которые наставляют молодёжь. Советы более опытных всегда нужны. И вместе, в команде, мы сильнее.

Когда впервые состоялось Ваше знакомство с Россией? Какие остались впечатления?

Впервые я попал в Союз в 1978 г. Москва, Тбилиси, Новосибирск, Абакан. Такая была турпоездка от нашего молодёжного бюро путешествий Jugendtourist. Тогда мы познакомились с замечательными советскими людьми. Помню танцевальный вечер в Новосибирске. Большой зал, сцена, ансамбль. И никаких столов в середине зала. Стулья вдоль стен по периметру. Для нас необычно. До этого в течение нескольких лет я играл в музыкальных группах, в разных барах и ресторанах, ночных клубах. Везде были столики и танцевальная площадка. Обычно у нас мальчики стеснялись, девочки начинали танцевать. Здесь же с первыми звуками музыки все уже танцевали. Я был потрясён. И девушки были очень красивые. Но больше всего меня поразило, что музыканты были прекрасные, и они играли Стиви Уандера “Isn't She Lovely”. Немыслимо! Это же так далеко! Ведь и в Москве тогда не принимались программы западного телевидения. Только люди, имевшие возможность попасть за рубеж, такие как лётчики, моряки, спортсмены, привозили пластинки. Был чёрный рынок, и всё. У нас-то в ГДР всё было рядом. Мы могли слушать западное радио и телевидение. А тут Сибирь и эта музыка!

Выставочный "вирус" на всю жизнь (продолжение)